№10Неопозитивизм Шлак/Карнап/Рейхенбах/Айер Принцып Верифика

[off]

10 Неопозитивизм, одно из основных направлений буржуазной философии 20 в. Неопозитивизм возник и развивался как течение, претендующее на анализ и решение актуальных философско-методологических проблем, выдвинутых развитием современной науки, — роли знаково-символических средств научного мышления, отношения теоретического аппарата и эмпирического базиса науки, природы и функции математизации и формализации знания и пр. Язык как нейтральное средство познания. — «Лингвистический поворот» как методологическая программа Венского кружка. — Позиция М. Шпика. — Представители Венского кружка (Шпик, Непрат, Ге-дель, Фейкл, Рейхенбах, Франк, Айер, Нагель, Карнап). — Модель роста научного знания Р. Карнапа. — Протокольные предложения как исходный пункт научного исследования и их особенности. — Замена феноменальной трактовки протокольных предложений «вещной». — Р. Карнап о работе философа науки. — Г. Рейхенбах, О. Нейрат — активные участники Венского кружка. Программа анализа языка науки, знаменитый «лингвистический поворот» нашли свое воплощение в деятельности так называемого Венского кружка, основанного в 1922 г. на базе философского семинара руководителем кафедры философии индуктивных наук Венского университета Морицом Шликом (1882-1936). Как отмечают исследователи, священным для Венского кружка было понятие аргументации. Ее репрессивный потенциал, однако, неявно содержался в буквальном значении английского слова «argument», т.е. ожесточенный спор2. И в этом можно усмотреть прообраз будущего оформления идеи принципиальной фальсификации — т.е. принципиальной опровержимости. На этом этапе развития философии науки сохранилось и признание гносеологической первичности результатов наблюдения. Процесс познания начинался именно с фиксации фактов, что в дискурсе логического позитивизма означало установление протокола предложений. Само название — Венский кружок — возникло в ходе дискуссий М. Шли-ка с Г. Рейхенбахом по поводу теории относительности А. Эйнштейна. Основной вклад в философскую ориентацию Венского кружка внесло обсуждение «Логико-философского трактата» (1921) Людвига Витгенштейна. Его встречи с членами Венского кружка подробно описаны Вайс-маном в книге «Витгенштейн и Венский кружок» (1967).
Позиция М. Шлика сводилась к тому, что он, фиксируя хаос систем и анархию философских воззрений, пришел к утверждению: предшествующая философия просто никогда и не доходила до постановки «подлинных» проблем. Поворот в философии, который в то время переживался и который мог положить конец бесплодному конфликту систем, связан с методом, который нужно лишь решительным образом применить. «Не существует других способов проверки и подгверждения истин, кроме наблюдения и эмпирической науки, — считал М. Шлик. — Всякая наука есть система познавательных предложений, т.е. истинных утверждений опыта. И все науки в целом, включая и утверждения обыденной жизни, есть система познавании. Не существует в добавлении к этому какой-то области философских истин. Философия не является системой утверждений: это не наука»3. Философию, по его мнению, можно удостоить, как и раньше, звания Царицы наук — с той лишь оговоркой, что Царица наук не обязана сама быть Наукой. Философия т такая деятельность, которая позволяет обнаруживать и определять значение предложений. С помощью философии предложения объясняются, с помощью науки они верифицируются. Наука занимается истинностью предложений, а философия тем, что они на самом деле означают. Таким образом, в задачу философии не входит, как считает М. Шлик, формулировка и проверка предложений. Философия — это деяние или деятельность, направленная на обнаружение значения. Поворот в философии означает решительный отказ от представлений об индуктивном характере философии, от убеждения, что философия состоит из предложений, обладающих гипотетической истинностью. Понятия вероятности и недостоверности просто неприлржимы к действию по осмыслению, которое образует философию. Она должна устанавливать смысл своих предложений как нечто явное и окончательное. И тем не менее наука и философия, по мнению Шлика, связаны, потому что философия предполагает прояснение фундаментальных базисных понятий, установления смысла утверждений. Работа Эйнштейна, направленная на анализ смысла утверждений о времени и пространстве, была философским достижением. И все эпохальные шаги в науке «предполагают прояснение смысла фундаментальных утверждений, и только те достигают в них успеха, кто способен к философской деятельности»4. Таковы радикальные, но весьма последовательные — с точки зрения платформы аналитической философии- заключения главы Венского кружка Морица Шлика. В Венском кружке проводилось различение и в самом понятии истинности. Имелась в виду истинность благодаря значению и истинность благодаря опыту. В этом различении подразумевался анализ «идеального языка» и «обыденного языка». Модель логически строгого языка основывалась на требованиях, которые имели тесную связь с эпистемологией Эрнста Маха. Научными или научно осмысленными фактами могут считаться только высказывания о наблюдаемых феноменах. В основе научного знания лежит обобщение и уплотнение чувственно данного. Критика всего наличного массива знаний должна осуществляться согласно требованиям принципа верификации. Это означало, что все подлинно научное знание должно быть редуцировано (сведено) к чувственно данному. В этом отношении утверждения логики и математики, которые не сводимы к чувственно данному, — всего лишь схемы рассуждений. Законы же природы должны быть представлены согласно правилам языка науки. Такая платформа была оценена впоследствии самими же членами Венского кружка как узкий эмпиризм. В число участников Венского кружка стали входить представители других стран, в частности Отто Нейрат, Курт Гедель, Герберт Фейгл, Ганс Рейхенбах, Карл Густав Гемпель, Филипп Франк, Альфред Айер, Рудольф Карнап и др. В 1929 г. появляется манифест кружка — «Научное понимание мира. Венский Кружок». С 1939 г. выпускается специальный журнал «Erkenntnis», а также «Международная энциклопедия единой науки» («International Encyclopedia of Unified Sciences»), которая стала издательской маркой Венского кружка и его последователей. Венский кружок проводит ряд философских конгрессов в европейских столицах, устанавливает научно-организационные связи с другими группами и отдельными философами. В начале второй мировой войны Венский кружок прекращает свое существование в связи с убийством студентом-нацистом в 1936г. Морица Шлика на ступенях Венского университета. Спасаясь от политических и расовых преследований со стороны нацистов, почти все философы Европы эмигрировали в Соединенные Штаты и надолго там осели. И поэтому, соглашаясь с Джованной Боррадори, можно говорить, что идеи представителей Венского кружка были пересажены на почву Америки. Начал возрождаться интерес к логике. Антиметафизическая направленность побуждала представителей Венского кружка относиться к себе как к ученым, а не как к гуманитариям. Они изолировались от метафизической проблематики, и прежде всего от множества экзистенциальных и герменевтических течений, которые воспринималась ими как нечто многословное, консервативное. С весомыми теоретическими приращениями в деятельности Венского кружка связаны исследования ведущего австрийского логика Рудольфа Карнапа (1891-1970). Его модель роста научного знания кладет в основу протокольные предложения, которые выражают чувственные переживания субъекта. «Сейчас я вижу зеленое», «здесь я чувствую теплое» — перечень подобных примеров можно продолжить. Предложения типа «я сейчас чувствую голод» или «я испытываю боль» для формулирующего их субъекта, если он не симулянт, являются безусловной истиной. Протокольные предложения как исходный пункт научного исследования имеют следующую форму. «NN наблюдал такой-то и такой-то объект в такое-то время и в таком-то месте». И сам процесс познания представлял собой фиксирование протокольных предложений и последующую их обработку с помощью теоретического аппарата науки. Первоначально члены Венского кружка считали, что достоверность протокольных предложений обеспечивает достоверность всех научных предложений, в случае если последние сведены к протокольным. Протокольным предложениям приписывались такие особенности:
— они выражают чистый чувственный опыт субъекта;
— абсолютно достоверны;
— нейтральны по отношению ко всему остальному знанию;
— гносеологически первичны- именно с установления протокольных предложений начинается процесс познания;
— в их истинности нельзя сомневаться.
«Ясно и — насколько мне известно — никем не оспаривается, что познание в повседневной жизни и в науке начинается в некотором смысле с констатации фактов и что «протокольные предложения», в которых и происходит эта констатация, стоят- в том же смысле- в начале науки», — утверждал М. Шлик5. Первое свойство протокольных предложений заставляло принимать язык, на котором они были сформулированы, как принципиально нейтральное средство познания. В том же случае, если это ставилось под сомнение, опрокидывалась вся предложенная Венским кружком конструкция. И сама форма протокольных предложений его представителям виделась по-разному. Если для Р. Карнапа они сводятся к чувственным впечатлениям, то О. Нейрат считал необходимым внести в них имя протоколирующего лица, а М. Шлик утверждал, что подобные «констатации» должны фиксироваться словами «здесь» и «теперь». В свете подобных воззрений деятельность ученого выглядела достаточно операционально и графологично (описательно). Во-первых, он (был связан с необходимостью установления новых протокольных предложений. Во-вторых, он должен был работать над изобретением способов объединения и обобщения этих предложений. Как отмечает А.Л. Никифоров, «научная теория мыслилась в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия, определения и постулаты; ниже располагаются предложения, выводимые из аксиом; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является. Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в последующем слиянии небольших пирамидок, построенных в некоторой конкретной области науки, в более крупные…»6. Эта первоначальная, наивная схема встречала возражения со стороны самих научных позитивистов. Вместе с тем весьма спорным оставались предположения и о чистом чувственном опыте. Он, по крайней мере, не способен сохранить свою «чистоту» от языка, посредством которого должен быть выражен. Кроме того, каждый субъект вправе рассчитывать на свой собственный чувственный опыт, а следовательно, встает проблема интерсубъективности науки, использующей язык протокольных предложений7. Или же нужно отыскивать интерсубъективный протокольный язык, который был бы общим для всех индивидов.
В 30-х гг. состоялась дискуссия по поводу протокольных предложений. Феноменальная трактовка протокольных предложений была заменена «вещной». Последняя предполагала протокольный язык, предложения и термины которого обозначают чувственно воспринимаемые вещи и их свойства. Теперь эмпирический каркас науки строился на предложениях, которые не считались абсолютно достоверными, однако их истинность устанавливалась наблюдением и в ней не следовало сомневаться. «Листья деревьев оставались зелеными», а «небо голубым» и для Аристотеля, и для Ньютона, и для Эйнштейна. Их протокольный язык был одним и тем же, несмотря на различие их теоретических представлений. Все высказывания, претендующие на статус научности, должны быть сведены к протокольным предложениям. Исходя из данной концепции, смыслом обладают только те предложения, которые могут быть сведены к протокольным. А центральным теперь оказывалась процедура наблюдаемости. Вскоре с данным понятием возникли трудности, опять-таки по причине сомнений в интерсубъективности наблюдений. Индивидуальные различия наблюдателей в процессе наблюдений, приборная ситуация, когда в роли прибора могут оказаться даже очки или оконное стекло, — всё это ставило под сомнение достоверность протокольных предложений. В основных работах Р. Карнапа «Значение и необходимость», «Философские основания физики. Введение в философию науки», переведенных на русский язык, содержится очень много плодотворных идей в области логической семантики и техники определения предикатов и теоретических терминов, моделей формализационного языка, способного выразить содержание научной теории. Вместе с тем гонение на традиционную метафизическую проблематику не ослабевает. Те предложения, для которых процедура верификации или редукции (сведения) к чувственно данному или данному в наблюдении оказывается невозможной, должны быть устранены из науки. Философия, направленная на обсуждение и постижение интеллигибельных сущностей (т.е. исконной философской проблематики), с этой точки зрения оказывалась не имеющей смысла. Философия может присоединиться к делу очищения от бессмысленных псевдопредложений с помощью логического анализа языка науки. Однако дело это нелегкое. «Как, •- спрашивает Куайн, — антропологу различать предложения, с которыми чистосердечно и постоянно соглашаются говорящие на местном языке относительно случайных эмпирических банальностей, с одной стороны, и необходимые концептуальные истины, с другой стороны?» Селларс спрашивает, каким образом авторитет отчетов первого лица, например отчетов о том, какими являются нам вещи, об испытываемой нами боли и мыслях, проходящих перед нашим умом, отличается от авторитета отчетов эксперта, например, отчетов об умственном стрессе, брачном поведении птиц, цвете физических объектов. «Мы можем соединить эти вопросы и просто спросить, откуда наши партнеры знают, каким из наших слов стоит доверять, а какие из них требуют дальнейшего подтверждения?»8. Эти и множество других вопросов показывают, сколь бесконечна проблемная область изучения языка науки. Р. Карнап отводил большое внимание проблеме, определяющей статус и специфику работы философа науки, отмечая, что «старая философия природы была заменена философией науки. Эта новая философия не имеет дела ни с открытием факта и законов (задача, которую должен решать ученый-эмпирик), ни с метафизическими рассуждениями о мире. Вместо этого она обращает внимание на саму науку, исследуя понятия и методы, которые в ней используются, их возможные результаты, формы суждения и типы логики, которые в ней применяются…. Философ науки исследует логические и методологические основания психологии, а не «природу мысли». Он изучает философские основания антропологии, а не «природу культуры»9. Р. Карнап уверен, что не следует слишком разграничивать работу ученого и работу философа науки — на практике эти две области обычно перекрещиваются. «Творчески работающий физик постоянно сталкивается с методологическими вопросами. Какого рода понятия он должен использовать? Какие правила регулируют эти понятия? С помощью какого логического метода он может определить эти понятия в суждения, а суждения в логически связанную систему или теорию? На все эти вопросы он должен отвечать как философ науки. Очевидно, что на них нельзя ответить с помощью эмпирической процедуры. С другой стороны, нельзя сделать значительную работу в области философии науки без основательных знаний эмпирических результатов науки… Если исследователь в области’философии науки не будет основательно понимать науку, он не сможет даже ставить важные вопросы о ее понятиях и методах»10. Карнап считает, что одной из наиболее важных задач философии науки является анализ понятия причинности и разъяснение его значения. «По-видимому, — замечает он, — понятие причинности возникло как проекция человеческого опыта. Люди примитивной культуры могли вообразить, что элементы природы являются одушевленными, как и они сами, благодаря душе, которая хочет, чтобы происходили некоторые вещи. Это особенно видно по отношению к таким явлениям природы, которые вызывают большой ущерб. Гора будет ответственна за причинение’обвала, а ураган — за разрушение деревни. <...> В настоящее время, — уверен мыслитель, — такой антропоморфный подход к природе более не встречается среди цивилизованных людей, и конечно, среди ученых. Строго говоря, причинность — это не вещь, которая может вызвать какое-либо событие, а процесс. Когда ученый пытается объяснить значение «причины», то обращается к таким фразам, как «производит», «вызывает», «создает», «творит»11. Стиль работы Р. Карнапа позволяет сделать вывод, что логик размышляет в категориях новой неклассической парадигмы мышления. «Мы должны включить сюда, хотя мы этого не делаем в повседневной жизни, процессы, которые являются статическими», — настаивает он12:- Статические процессы, на конечный результат которых влияет множество факторов, обозначают любую последовательность состояний физической системы, как изменяющихся, так и неизменных. Сотрудничавший с Венским кружком член Берлинской группы философии науки Ганс Рейхенбах (1891-1953), немецко-американский философ и логик, ввел важное для философии науки различение между «контекстом открытия» и «контекстом обоснования» знания и придавал большое значение установлению понятия объективной истины. Он также анализировал вопросы естествознания: квантовой механики и теории относительности — с целью создать адекватную им философию природы. Его произведения «Направление времени», «Философия пространства и времени» содержат весьма ценные заключения по специальной методологии «координативных дефиниций» как способа задания семантики абстрактных математических пространств.

-я фаза критики метафизики. После 1-й Мировой войны исчезла не только Российская империя, но и Австро-венгерская. На ее месте образовались сравнительно небольшие государства – Австрия, Венгрия, Югославия, Чехословакия. Что интересного в этих могучих империях? В Австро-венгерской империи могучей философии не было, а вот в маленькой Австрии возникла мощная философия – Венский кружок. Оказалось, что в одном и том же городе живут крупные философы.
Мориц Шлик (1882-1936) – австрийский философ и физик, организатор и руководитель Венского кружка, один из лидеров логического позитивизма. Рудольф Карнап (1891-1970) — австрийский философ и логик. Венский кружок был организован в 1922, вначале в него входили преподаватели и студенты Венского университета, затем кружок расширился за счет представителей других стран. Была развита новая философия. Организован выпуск журнала «Erkenntnis». Журнал стал влиятелен в философском мире, возникли контакты с Берлинским обществом эмпирической философии (Г.Рейхенбах). В орбиту воздействия попал Л.Витгенштейн (1889-1951). К работе членов кружка сочувственно относился Б.Рассел (1872-1970) – британский философ, логик, математик, публицист, общественный деятель. С этими философами связана новая фаза логического позитивизма.Предыдущая фаза развития позитивизма характеризовалась тем, что значительный интерес философы проявляли к ощущениям, сведением всего к ощущениям. В центре были помещены проблемы психологии. Эмпириокритики исходили из тезиса, что всякая наука возникает из ощущений и всякая наука есть часть психологии.Венский кружок пересматривает эту установку и в центр исследований ставит проблему логики, проблему осмысления тех или иных положений. Был выдвинут принцип верификации, т. е. эмпирической проверяемости тех или иных положений. Положение осмыслено тогда, когда оно верифицировано. Значит, нужно построить науку так, чтобы исключить из нее неверифицируемые положения.Как применять этот принцип? В соответствии с требованием верификации всякое предложение считается научно осмысленным, если оно может быть сведено к совокупности протокольных предложений, т. е. тех, в которых непосредственно зафиксированы данные опыта.Поддается ли проверке с помощью принципа верификации основной вопрос философии? Нет, это не научное а метафизическое утверждение и его следует изгнать из науки. В науке должно остаться следующее 1) прошедшие верификацию положения; 2) тавтологические положения, которые истинны по своей логической форме. Например, пациент либо болен, либо здоров. Либо будет жить, либо не будет жить.
Л.Витгенштейн в 1921 г. опубликовал «Логико-философский трактат», в котором были отражены принципы логического позитивизма, оказавшие большое влияние на развитие логики. Логика развивалась под знаменем логического позитивизма. Л.Витгенштейн исследует проблему границ выражения мыслей в логике языка. Используемый язык и онтологию, Витгенштейн отождествляет и поэтому, границы их совпадают. Смыслом обладают только предложения. Сложные предложения являются функциями истинности элементарных взаимно независимых предложений. Логические тавтологии лишены смысла, поскольку не обозначают фактов, а только показывают структуру «мира фактов». В языке оказываются невыразимыми все предложения метафизики, этические, эстетические предложения, все они бессмысленны.
«Мир фактов», по Витгенштейну, имеет свои пределы; они ограничены мистическими, сверхъестественными. Наука в сверхъестественное проникнуть не может.
Р.Карнап написал огромное количество книг. Развивал идеи ‘»Логико-философского трактата», разработал модель научного знания. Основой модели являются протокольные предложения, в которых зафиксирован достоверный чувственный опыт субъекта. Все остальные предложения должны быть сведены к протокольным. Если предложение несводимо к протокольному, то оно заключает в себе бессмысленность и должно быть устранено из науки. Все традиционно философские утверждения оказываются лишенными смысла. Единственной функцией философии является логический анализ языка науки с целью выявления и удаления из него бессмысленных утверждений.
Долгие годы продолжалась работа по проработке неопозитивистской модели научного знания. Исследовалась суть протокольных предложений, разрабатывалась логическая техника из выражений, был предложен ряд моделей формализованных языков, были выдвинуты идеи вероятностной логики, получены некоторые результаты в области логической семантики.
Г.Рейхенбах (1891-1953) – работал в области исследований логико-философских оснований современного естествознания. Основные работы «Направление времени», «Философия пространства и времени». Для анализа квантовой механики им была предложена вероятностная трехзначная логика. Рейхенбах ввел различие между «контекстом открытия» и «контекстом подтверждения», философский анализ должен, по Рейхенбаху, заключаться в выяснении заключения достижений естествознания.Б.Рассел внес значительный вклад в развитие современной формальной логики, автор (совместно с Уайтхедом) труда «Принципы математики», создатель концепции логического атомизма. В теории познания следовал принципу эмпирического происхождения знания, выразил концепцию, согласно с которой в опыте познаются определенные объекты: 1) чувственно данные; 2) универсалии. Впоследствии Рассел отказался от того, что в чувственном опыте могут быть универсалии. Основная проблема философии – обоснование в чувственном опыте субъекта научного знания.сследовал проблему перехода и логической связи опытного знания и общезначимых теоретических положений.
Очень четко позиция логического позитивизма изложена английским неопозитивистом А.Айером (1910-1989), который воспринял идеи Б.Рассела, Венского кружка. Айер – наиболее выдающийся английский неопозитивист в книге «Язык, истина и логика» в 1 главе «Элиминация метафизики» – подводит итог борьбы против метафизики.
Мы можем начать, – пишет Айер, – с критики метафизического тезиса о том, что философия дает нам знание трансцендентной реальности. Однако чувства не дают выхода за их рамки. Метафизика утверждает, что такая возможность имеется – это интуиция, которая делает эту возможность реальной. Мы отвергаем эту посылку, т.е. то, что можно выйти за рамки чувственного знания путем интуиции.
Однако если посылки оказываются ложными, то это не означает ложность вывода. Из ложного основания можно логически делать истинные заключения. В условно-категорическом силлогизме: Если А → В и А ложно, это не значит, что В ложно, оно может быть и истинно. И.Кант, когда говорит о позитивной метафизике, не являющейся научной, показывает, что разум, желая достигнуть того, что находится за пределами чувственного мира, впадает в противоречия.
Антиномии человеческого разума являются следствием того, что разум не может познавать мир «вещей-в-себе». Он запутывается в противоречиях. Разум не может познать трансцендентальный мир, но таким образом, по мнению Айера, здесь он делает ссылку на Витгенштейна, Кант сам становится метафизиком. Он говорит нечто о реальности внешнего мира по отношению к сознанию – его нельзя познать.
Тот, кто хочет доказать, что метафизика невозможна, сам становится метафизиком или братом метафизика. Английский философ Брэдли утверждал невозможность метафизики, но это значит утверждать какое-то знание о метафизике. В этом случае мы как будто что-то знаем о метафизике. Наш подход заключается в том: что метафизические утверждения бессмысленны с точки зрения языка. Мы их отвергаем, но не потому, что они ложны, а поскольку мы не можем преодолеть границ чувственного знания. Смысл любого утверждения определяется его верифицируемостью, т.е. проверяемостью.
В чем смысл утверждения «Мышьяк ядовит»? Мы можем это эмпирически проверить. Так же можем эмпирически проверить утверждение «Лондон – столица Англии». И так для каждого предложения.
Верификация может быть двух типов:
1) практическая верификация;
2) принципиальная верификация.
В первом случае мы иногда не можем фактически проверить, но в принципе можно это сделать. Например, утверждение о том, что на обратной стороне Луны есть горы. Это можно верифицировать в принципе.
Но есть утверждения, которые в принципе неверифицируемы. Айер приводит мысль последователя Гегеля философа Брэдли, который был постоянным предметом критики со стороны позитивистов. Брэдли утверждает, что абсолют не способен к эволюции и прогрессу. Это положение принципиально не верифицируемо, оно не допускает эмпирической проверки. Это утверждение метафизическое, следовательно, бессмысленно.Верификация может быть разной степени, т.е. оно повышает вероятность истинности утверждения. М.Шлик требовал сильной верификации, т.е. непосредственной проверяемости, но это неправильная позиция. Многие научные положения нельзя непосредственно проверить. Айер предлагает использовать слабый смысл термина верификации. Айер называет предложения, которые фиксируют наблюдаемые факты, эмпирическими (experiental) предложениями. Предложение будет проверяемо в слабом смысле, если из этого предложения совместно с другими можно вывести непосредственно проверяемые, эмпирические предложения. При этом важно, что только из этих других эмпирические предложения не выводятся. Кроме того, эти другие предложения должны быть или аналитическими, или непосредственно проверяемыми, или же проверяемы косвенно.Пусть А – все люди смертны; тогда А+В дают некоторую эмпирическую проверяемость. Пусть В – умер Сократ. Этот факт непосредственно проверяем – в 399 г. до н.э. Таким образом, проверено утверждение А и оно проверено в слабом смысле. Смерть Сократа есть следствие общего утверждения, это не метафизическое утверждение, это верификация в слабом смысле.Цезарь высадился в Британии. Должны быть некоторые следы, которые мы можем проверить. Утверждения о прошлом верифицируются в слабом смысле этого слова.Айер предлагает критерии осмысления. Далеко не все верифицируются даже в слабом смысле. Метафизическое предложение Айер определяет как такое, смысл которого заключается в том, чтобы выразить общее суждение, но которое в действительности не выражает ни тавтологию, ни эмпирическую гипотезу.Есть ли реальность за пределами чувств или ее нет? Поскольку это не верифицируется, то это будет метафизика.Каким же образом возникают положения метафизики? Айер ссылается на язык. Особенности языка метафизики следуют особенностям грамматики языка. Что такое вещь? Для метафизики вещь – это субстанция, которая существует помимо своих свойств. Есть снег и его свойства. Есть субстанция – основа всех свойств; субстанция – это то, что обладает этими свойствами. Так мы думаем потому, что так устроен язык.Это особенность нашего языка, которого могло и не быть. А метафизика скована языком, в котором есть подлежащее и есть сказуемое, в котором выражаются свойства. Так, например, возникает метафизическое понятие бытия.Рассмотрим предложение «Ученики существуют и мученики страдают». Имеет место грамматическая аналогия между этими двумя высказываниями, благодаря которой «существуют» рассматривается как некоторый предикат-атрибут. Но, как показал Кант, это вовсе не атрибут. В самом деле, когда мы приписываем атрибут вещи, то подразумеваем ее существование. И если бы «существуют» было атрибутом, то отсюда следовало бы, что все утвердительные экзистенциональные суждения были бы тавтологиями, а все отрицательные экзистенциональные суждения были бы внутренне противоречивы, что не верно. Как быть с метафизикой? Полностью изгонять? В метафизике есть здравый смысл, такой же, как и в поэзии. Метафизика – это своеобразный вид поэзии и в таком качестве она может быть допущена.Позиция Айера – это образец изгнания метафизики из научного познания.

[Автор]

Сообщения