Чувство затаённой обиды сковало разум и с каждым часом прилежно и беспардонно забирает силы из рук. Причина давно забыта – остался только пожирающий плоть изнутри, порождённый мозгом глист. Простить – значит двигаться дальше, гордость и чувство собственного достоинства должны стоять на первом месте в системе ценностей человека. Кому верить: ярому гринписовцу, вечерами подрабатывающему на живодёрне – или всё же престарелой проститутке, которая, с восьми утра и до часу дня по будням, вырабатывает у твоего семилетнего сына каллиграфический почерк?
Мысль материальна, проклятье — наука Богов. Каждое действие проходит через тысячи вселенных и рекашетом отдаёт в размытую, заляпанную красной слизью, тень – отражение в зеркале шамана, строителя либо просто очень умного ребёнка. «За что ты её любишь?» — «Я не знаю – люблю и всё!»…Любить невозможно — для ненависти причины лежат на поверхности ванильного мороженного и, разнообразными тонами знакомого до боли и такого приятного голоса тёти Тани, взывают к материализации мысли. Каму, как не Ла-Вею знать об устройстве перегоревшей на прошлой неделе лампочки… Зачем кричать ГОП, если не собираешься останавливаться?
Помыть стекло не трудно – трудно решить с какой стороны начать. Да и зачем его мыть в принципе, если можно просто приоткрыть форточку и проветрить маленькую комнатку с симметричными углами, по которым ровными кровоподтеками стекают жёлтые струйки материализовавшегося никотина?
Скольким людям ты продала билет на вечернее представление – знает только архангел Гавриил. Как только я простила тебя за твой рождественский подарок, завёрнутый в красивую блестящую бумагу с огромным синим бантом, старательно приколотый прозрачным скотчем к верхнему правому углу коробки – я почувствовала, как мне тебя не хватает… Наверное, ты была единственной «настоящей». Я не хотела больше никогда тебя видеть, но все дороги «невидимок» ведут под купол мерзкого шанхайского театра теней…
Новая билетёрша сказала мне, что тебя уволили пол года назад. Ты мечтала об этом с тринадцати лет – я помню. Для тебя, для меня и для них — твоё увольнение стало проблеском на запотевшем стекле расширенных от бесконечной мглы зрачков. Кто-то воспользовался этим и всё же решился на «генприборку» своей комнаты, кто-то попросту не заметил этого знака, кто-то координально поменял свой взгляд на вещи, последовав твоему примеру. Я не буду разыскивать твою фотографию – ты, так же как и я, ненавидела цветы, обёрнутые в бумагу…
На земле, плотно усыпанной битым хрусталём, прорастут тюльпаны, которые я смогу увидеть лишь после того, как решу, с какой же всё-таки стороны нужно начать мыть стекло… Не сегодня – скоро…
Посвящается Арине.